С тех пор, как министр юстиции в правительстве Биньямина Нетаниягу Ярив Левин объявил о судебной реформе, которая вызвала многотысячные протесты, израильский правый лагерь не остался прежним. Уже с первой очень крупной (но еще не массовой) демонстрации против этих планов, состоявшейся 6 января, к ним присоединились правые.
Правые израильские комментаторы любят говорить: «Протесты на самом деле не из-за судебной реформы». Они имеют в виду, что центристы и левые используют свое несогласие с судебной реформой для продвижения своего тайного плана: свалить правительство. Ну да; это то, чего всегда и совершенно законно хотят оппозиционные избиратели. Но почему некоторые правые присоединились к ним? Что это на самом деле для правых?
Что раскачивает правых?
Несмотря на то, что большинство израильтян считают себя правыми, Нетаниягу четыре раза подряд не удавалось победить на выборах. Когда ему это наконец удалось, судебный штурм, объявленный Левиным через несколько дней после приведения к присяге нового правительства, привел к резкому падению его рейтинга. Поговаривают, что этот вопрос может привести к расколу «Ликуда» — правящей партии.
Существует множество теорий о том, как конфликт вокруг независимости судебной системы пробудил в израильском обществе старые разногласия; если это правда, то это может объяснить и конфликт внутри правого лагеря.
Действительно ли раскол между ашкеназами и мизрахим (потомками выходцев из стран Востока) раздирает еврейское население, и правые ашкеназы рефлекторно поддерживают суды, даже если это означает выход из нынешней коалиции? Означает ли это, что противостояние ультраортодоксов и религиозных с одной стороны и всех остальных с другой, вынуждает светских правых бежать из своего естественного политического дома? Может быть, это классовый вопрос, центр против периферии, и правящие элиты, цепляющиеся за власть?
Эти разногласия могут расколоть правый Израиль и объяснить причины возникновения трещин. Однако при ближайшем рассмотрении эти объяснения оказываются сомнительными. Израиль находится на неизведанной территории, и израильтяне склонны хвататься за вариации на тему «племенного Израиля» как за главную причину всего.
Возьмем, к примеру, раскол между ашкеназами и мизрахим. На прошлой неделе правый активист Берале Кромби переоделся в традиционную марокканскую одежду в рамках протеста бывшего председателя Верховного суда Аарона Барака (который покинул суд 17 лет назад), поскольку биограф Барака заявил, будто тот однажды сказал, что суд не может найти для Верховного суда ни одного судьи марокканского происхождения.
Видных деятелей мизрахим не позабавила фотография Кромби в феске. «Ашкеназ, чье имя говорит о его происхождении… нарядился марокканцем, чтобы научить нас, что такое хороший мизрахи. У меня нет слов, чтобы описать отвращение, которое это зрелище вызывает, — написал Ави Иссахарофф, создатель сериала «Фауда» (сам он родом из бухарской семьи). Амир Ивги, ведущий новостной программы и сам мизрахи, заявил, что для правых это «позор».
Мало что указывает на то, что раскол правых проходит по линиям этнической идентичности: мизрахим разделились из-за судебной реформы, партия «Ликуд» разделилась из-за судебной реформы, и каждый политический лагерь внутри «Ликуда» представляет собой смесь ашкеназов и мизрахим.
Следующий очевидный источник раскола правого лагеря — религиозно-секулярный; или, может быть, это ультраортодоксы против всех остальных. Конечно, это одна из самых важных разделительных линий между правыми, центром и левыми, как я уже неоднократно утверждала, основываясь на результатах опросов.
Но действительно ли это то, что раскалывает правых? Ультраортодоксы не присоединились даже к самому большому проправительственному протесту.
На довольно крупной тель-авивской демонстрации сторонников реформы в конце марта было больше светских людей, чем либералы хотели бы признать. Один из них сказал мне, что главная причина, по которой он присутствует на демонстрации, это поддержка прав мужчин при разводе, но это неважно; он чувствовал себя уверенно и держал в руках большой плакат. Другие просто сказали, что суд — это никем не избираемое меньшинство — управляет страной; в то же время против реформы протестовали некоторые религиозные.
Министр юстиции Левин — светский человек, а его идейный единомышленник Симха Ротман, председатель комиссии кнессета по законодательству, — поселенец, одержимый национально-религиозными идеями. Религиозность — это не совсем та ось, по которой по этому вопросу проходит раскол между правыми, по крайней мере, не сама по себе.
Это судебная система, глупый
Но раскол реален; опросы показывают, что избиратели массово покидают «Ликуд» и коалиционные партии, и причины, их на это подвигающие, похоже, в значительной степени связаны с самой судебной реформой.
То, что правый лагерь глубоко расколот по вопросу судебной реформы, нетрудно доказать; доказательства были получены задолго до заявления Левина, сделанного в январе 2023 года. В преддверии выборов в марте 2020 года я писала: «Возможно, самое главное, что по поводу пороков судебной системы правая общественность не согласна сама с собой».
«Когда в августе 2019 года Израильский институт демократии провел опрос среди правых израильских евреев, оказалось, что 43% правых отвергают укрепление политической власти за счет судебной системы. Две трети поддерживают продолжение осуществления Верховным судом судебного контроля. И это среди правых!».
Опрос проводился в августе 2019 года. По крайней мере, по одному вопросу — предоставление политикам власти за счет судебной системы — правые разделились почти пополам: 47 процентов за, 43 процента против. В 2020 году почти 40 процентов правых заявили, что доверяют Верховному суду.
Доверие правых к Верховному суду упало в 2022 году; но примечательно, что с 2010 по 2022 год — годы неослабевающих нападок на израильскую судебную систему в правой информационной сфере — почти неизменно 38-40 процентов правых поддерживали право суда отменять законы, противоречащие демократическим принципам.
И когда в феврале битва вокруг атаки правительства на судебную систему накалилась до предела, другой опрос, проведенный Израильским институтом демократии, показал, что те, кто голосовал за партии коалиции Нетаниягу, снова раскололись по поводу фундаментальных частей плана.
Инерцию можно объяснить трайбализмом, «племенным» характером израильского общества, но этот взгляд недооценивает тот факт, что израильтяне глубоко и искренне озабочены идеологическими вопросами.
Великое противоречие
Но почему вмешательство в судебную систему вызывает такой раскол среди правых? Я предполагаю, что роль судебной системы Израиля как защитника либеральных ценностей и прав личности символизирует великое идеологическое противоречие, лежащее в основе правого фланга израильского мейнстрима.
Это противоречие восходит к Зеэву Жаботинскому, который заложил в Израиле основу либерального правого лагеря. Его идеология соединила либеральные ценности с территориальным экспансионизмом, основанным на завоеваниях, и еврейским ультранационализмом.
Во имя этих ценностей его преемники, партия «Херут», а затем «Ликуд», в качестве основных ограничений для государственной власти и правления большинства выступали за либеральный конституционный порядок с сильной судебной системой, конституцией и правами меньшинств.
Жаботинский не обязательно считал, что его еврейский национализм и либерализм противоречат друг другу. Чтобы уравновесить эти ценностя в будущем еврейском государстве, он также признавал национальные устремления арабов. Он отстаивал коллективные права, такие как культурная и языковая автономия, и даже предложил наводящий на размышления план разделения власти в правительстве между общинами — при условии, что евреи будут составлять большинство в будущем государстве.
После провозгашения независимости Израиля «Херут» сохранил свою приверженность либерально-демократическому конституционному порядку, защищающему меньшинство, что пошло партии на пользу, поскольку в первые годы она была презираемым политическим меньшинством. Но кроме поддержки отмены военного положения для арабских граждан, «Херут», а затем и «Ликуд» были менее озабочены, чем Жаботинский, необходимостью сбалансировать такие понятия, как равноправие и еврейское государство.
После 1967 года партия поддержала расширение Израиля на Западном берегу; но поскольку палестинцы не были гражданами, правые могли не замечать противоречия между либеральными и демократическими ценностями и военной оккупацией.
В 1970-х годах «Ликуд» обещал полную приверженность закону и поддержал идею создания конституции. В 1992 году полностью правое правительство «Ликуда» возглавило принятие конституционных Основных законов Израиля при межпартийной поддержке; теперь они стали объектом враждебности правых. Дан Меридор, тогдашний министр юстиции, и другие законодатели от «Ликуда» того времени до сих пор гордятся тем, что ввели судебный контроль — основной объект враждебного отношения в настоящий момент. Тогда либеральные правые считали, что выполняет демократические заветы Израиля.
Демократия не терпит компромиссов
Замечал ли кто-нибудь из правых противоречие между еврейским национализмом — возвышающим евреев над всеми остальными в Израиле, не говоря уже об оккупации — и принципом равенства для всех?
Разве не было неизбежно, что укрепление либеральных институтов, прав и ценностей разбилось бы о то, как на самом деле осуществляется управление Израилем — где ни одна из этих ценностей не соблюдается при контроле над палестинцами и лишь частично — относительно арабских граждан?
Либеральные правые считали, что они оправданно идут на компромисс с демократией ради укрепления еврейского контроля, ради безопасности давно преследуемого народа или ради обладания большей территорией.
Но компромиссы с демократией никогда не вредят только одному несчастному меньшинству. Система, которая допускает структурную дискриминацию одной группы или просто человека, ставит под угрозу равенство как принцип.
Система, которая поддерживает военное правление над гражданским населением на вечные времена, должна искорежить свои ценности и институты таким образом, что они будут неизменно наносить вред своим собственным гражданам.
Верховный суд пытался компенсировать это (в основном для евреев, но иногда и для арабских граждан); поэтому нападки заставляют даже либеральных правых опасаться за права женщин, ЛГБТК или за подотчетность правительства. Некоторым все больше не по себе от нелиберальных мессианских сторонников еврейского превосходства, порожденных израильским правым лагерем, особенно теперь, когда последние фактически контролируют правительство.
Конечно, ни один правый, с которым я разговаривала и который выступает против захвата власти правительством, не рассказал о том, как внезапно осознал глубокие идеологические противоречия, присутствовашие на протяжении всей истории Израиля. Но для осознания больших вопросов требуется время, и начинать нужно уже сейчас.
Если правые избиратели думают, что переход в «либеральные правые» партии, такие как «Гослагерь» Бени Ганца, представляющий собой сплав центризма бывших высших офицеров ЦАХАЛа и отколовшихся от «Ликуда» политиков, или даже НДИ Авигдора Либермана, разрешит противоречия между либеральной демократией и еврейским ультранационализмом, которые привели нас к этому моменту, они сильно ошибаются.
Далия Шейндлин, «ХаАрец», М.Р. Ronen Zvulun Pool Photo via AP