Статьи

Реквием по Израилю в фотографиях

В начале жизни Алекс Ливак не думал, что фотография — его призвание. И что он будет изучать фотографию из-за антисемита — владельца яхты, который размахивал перед ним ружьем.

История начинается в 1967 году. Окончив университет, 23-летний Ливак, мечтавший о приключениях в стиле Жюля Верна, сел на корабль и вместе с другом-антропологом отплыл в Бразилию, где фотографировал племена коренных жителей Амазонки. Оттуда он отправился на корабле в Португалию.

В надежде на то, что благодаря камере он сможет пропутешествовать всю жизнь, в Лиссабоне он оказался на яхте, чей владелец решил совершить кругосветное путешествие.

«Но скоро оказалось, что он парень сумасшедший, — улыбается он. — Мы побывали в Марокко и Йемене, а потом в Гибралтаре он просто выкинул меня на берег. Вытащил винтовку, принялся, проклиная евреев, палить в воздух, и выбросил меня с корабля. Так с 30 фунтами в кармане я оказался в Гибралтаре, пытаясь понять, что делать дальше».

За 30 фунтов британские ВВС предлагали ночные рейсы в Лондон, где Ливак остановился на месяц-другой у Боаза Дэвидсона, друга детства, который только что начал учиться в киношколе. «В какой-то момент он сказал мне: «Почему бы тебе не остаться здесь и не изучать фотографию?» — говорит Ливак. — И я пошел учиться фотографии, совершенно случайно».

Более полувека спустя, и совершенно неслучайно, Ливак считается одним из ведущих израильских фотографов. Прославился он в 1984 году, когда его фотография, опубликованная в газете «Хадашот», всколыхнула страну. На снимке были изображены сотрудники ШАБАКа, ведущие одного из захваченных угонщиков автобуса – при том, что служба безопасности заявила, что угонщики были убиты при освобождении пассажиров. На самом же деле, их убили вскоре после того, как была сделана фотография. Случай вошел в историю как «Дело 300 автобуса».

«Дело 300 автобуса». Фото: Алекс Ливак

Ливак сформировал свой уникальный фотографический язык, на котором он уже более трех десятилетий обращается к читателям в своей еженедельной колонке в ивритском издании «ХаАрец». Он запечатлевает ту часть местной действительности, которая на первый взгляд может показаться банальной, но при этом обнажает трещины в израильском обществе. В 2005 году Ливак стал одним из четырех человек, получивших премию Израиля в области фотографии.

В еженедельной колонке «Сумеречная зона», которая выходит также на английском, он, посещая вместе с обозревателем «ХаАрец» Гидеоном Леви Западный берег, документирует беззакония оккупации. Даже сегодня, в 78 лет, вы редко застанете Ливака без камеры.

Он уже давно перестал работать в новостной фотографии, но не остается в стороне от происходящего. В последние недели он посещает акции протеста против попыток правительства Нетаниягу ослабить судебную систему — надеется сделать  удачный и, возможно, не лишенный юмора кадр.

И вот на одной из демонстраций это произошло: на фоне большого плаката Теодора Герцля — провидца еврейского государства мальчики целуют фотографию Биньямина Нетаниягу на экране мобильного телефона.

«Это то, что я ищу — сочетание элементов, — говорит Ливак. — Срабатывает это не всегда».

За годы работы у него накопились десятки тысяч фотографий. Особенно важны для него те, что запечатлевают мимолетную реальность Израиля. «Мне очень важно быть связанным с происходящим, а не фотографировать пейзажи и тому подобное, — объясняет он.

«Меня важно документировать нашу жизнь, то, как мы выглядим, — говорит он и далее дает ключ к своему огромному собранию работ. Покойный журналист Амос Элон, говорит он, однажды сказал ему то, что прочно в нем засело в нем, и не дает покоя уже много лет.

Пурим в Хевроне. Фото: Алекс Ливак

«Он сказал мне: «Алекс, ты должен сфотографировать конец этой страны, реквием по ней». Я спросил, как я могу это сделать, и он ответил: «Продолжай делать то, что делаешь, но всегда думай об этом направлении, о том, как это место медленно, но верно исчезает, меняется, превращается во что-то другое».

Он сказал мне это 30 лет назад, и эти слова стали для меня своего рода мантрой, — говорит Ливак. — Не то чтобы я шел на демонстрацию с намерением это самое сфотографировать, но я думаю, что подсознательно я всегда это ищу. Я не говорю: «О, вот фотография-реквием». Но когда я спустя годы просматриваю свои фотографии, я вижу, что есть определенная последовательность, документация катастроф, история определенного упадка, изменений, которые здесь происходят, и не в положительном смысле».

График Давид Тартаковер, редактировавший две его книги, говорит, что он «один из немногих людей, кто каждый день ходит на работу на улицу. У него есть дедлайн, и улица — это его студия. Он не инсценирует события, а записывает со своей точки зрения. Он гуманист, и это, конечно, отражается на фотографиях.

Когда вы идете с ним по улице, вы оба смотрите с одной точки зрения, но он видит то, что необычно, что выделяется, то, что исключительно. Алекс подобен нательной камере полицейского, которые записывают все, что видят, но под очень оригинальным углом. И он, конечно, в курсе политики, дважды был кандидатом в кнессет от партии МЕРЕЦ, а это – позиция».

Проецировать себя на фотографию

Тесная связь между творчеством Ливака и израильской историей прослеживается и в новом документальном фильме «Группа Алекса», который анализирует силу, заключенную в визуальных образах. В фильме Йонатана Нира, дебютировавшем в Израиле на канале Yes Docu в День памяти, Ливак, психиатр Ади Дорон и фототерапевт Эси Хаус проводят курс фототерапии для людей, в результате боевых действий страдающих посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Некоторые из них страдают из-за переживаний близкого человека — партнера, отца или сына.

Хеврон. Фото: Алекс Ливак

Ливак помогает им рассказать об их боли. Они просматривают его фотографии, выбирают ту, которая касается их лично, объясняют свой выбор, говорят о перенесенной травме. Мы видим мужчин и женщин, религиозных и светских, людей из центра страны и людей с окраин, и так личное посттравматическое стрессовое расстройство просачивается в национальное.

«Я вошел в их мир, — говорит Ливак. — Я понятия не имел, через что день за днем, час за часом проходят эти люди. Не знаю, насколько значительным был мой вклад, но возникла групповая динамика. Фотография помогла им раскрыться. Я вдруг понял, какой силой она обладает. Понял, до какой степени люди могут проецировать на фотографию что-то свое, так что она становится их собственной».

— Признания, которые они делают в фильме, мягко говоря, пронзительные.

— Внешне они похожи на нас с вами, но то, через что они проходят каждый момент своей жизни, просто невероятно, — говорит Ливак. — И также невероятно, что наше общество не обращает на это никакого внимания.

Он упоминает Ицика Саидиана, который после того, как в 2014 году он участвовал в войне в Газе, страдает ПТСР. В 2021 году он поджег себя перед зданием министерства обороны.

Ливак говорит, что Саидиану, «чтобы привлечь к этому внимание, пришлось поджечь себя, хотя его травма — прямой результат того, как мы здесь живем. Мы как общество поставили этих людей в травмирующие ситуации, и теперь мы не прилагаем достаточно усилий, чтобы помочь им из них выбраться.

— В фильме вы также рассказываете о вашей собственной травме, о том, как во время службы в армии вы с друзьями играли в «русскую рулетку», и один из них застрелился. Вы говорите, что все ваше отношение к оружию и армии изменилось.

— Невозможно сравнить это с тем, что перенесли участники моего семинара, но да, иногда я к этому возвращаюсь. Тот парень был хорошим другом, и этот случай  все для меня изменил. Из-за этого меня досрочно демобилизовали. А я хотел служить в боевых частях, но после этой истории мой роман с армией закончился.

— Вам, конечно, выпало снимать немало ситуаций, связанных войной, оружием, насилием и убийством; как это на вас повлияло?

— Даже если ты этого не осознаешь, эти вещи становятся частью тебя самого. На улице, я как одержимый, фотографирую людей с оружием. Израиль — единственная страна в мире, где так часто можно увидеть вооруженных людей, причем не обязательно солдат, но и гражданских.

«Нигде в мире не увидишь столько вооруженных людей». Фото: Алекс Ливак

— Чувствуете ли вы, что подходите к концу жизненного пути?

— В определенной степени, да.

— Что, по-вашему, самое значительное из того, что вы после себя оставляете?

— Мне хочется, чтобы люди воспринимали мои фотографии как пазл, как множество кусочков, которые вместе создают картину Израиля, каким я его вижу. Помимо эстетики и композиции, фотография должна нести в себе ценность, некое высказывание. Я надеюсь, что каждый, кто посмотрит на мои фотографии, поймет, как я вижу происходящее здесь — с долей юмора и грусти.

Все мы близки к смерти

Ливак родился в 1944 году в Тель-Авиве, учился в школе Тель-Нордау. После армии он изучал в Тель-Авивском университете философию и психологию, затем путешествовал по миру и учился в Лондоне.

В 1981 году, после 14 лет странствий по миру, он вернулся в Израиль. Он поселился в Ашкелоне, снимал проект реконструкции города и подрабатывал, фотографируя свадьбы и выполняя заказы.

Он также иногда снимал для ежемесячника «Монитин» и еженедельника «Анашим». Когда ему предложили постоянную работу в ежедневной газете «Хадашот», он решился.

Пурим в Иерусалиме. На стене постер в память Баруха Гольдштейна. Фото: Алекс Ливак

«По правде говоря, я немного боялся, потому что в этой работе на тебе лежит ответственность, и тебя оценивают каждый день, — говорит он. — Каждый день смотрят на твои фотографии и говорят, хороший ты фотограф или не очень. Ты должен переосмысливать каждый день. И я по сей день из-за этого нервничаю».

Помимо Премии Израиля, Алекс Ливак получил награды от тогдашнего министерства образования и культуры, Тель-Авивского музея искусств и Музея Израиля. Он опубликовал книги и организовал выставки, читает лекции по фотографии и ведет семинары.

Есть противоречие между наградами и почестями, которыми его осыпали, и его скромностью и самокритичностью. Например, он не отрицает  проблематичность колонки «Сумеречная зона».

«Проблема с этой колонкой, как говорит Гидеон, в том, что ее никто не читает, а те, кто читает, не обращают на нее особого внимания. И я это понимаю — сколько можно читать о несправедливостях оккупации? — говорит он.

Мать с портретом убитого аутиста Эяда Альхалака. Фото: Алекс Ливак

Мы ездим туда каждую неделю и каждый раз сталкиваемся с тяжелыми утратами, с болью этих людей, и нет никакого выгорания, потому что каждый раз это сильно и затрагивает меня, и я хочу, чтобы это прочитали другие. Это банальность смерти, оккупации; это больше не интересно, как бы хорошо ты ни писал, как бы хорошо ни фотографировал».

— С тех пор, как вы были новостным фотографом, прошло много лет, но в фильме вы рассказываете о том периоде вашей карьеры, как вы приезжали на место катастрофы и искали в ужасном эстетику кадра.

— Такое часто случается с фотожурналистами. Я не единственный, кто пытается из страдания, боли и катастрофы создать привлекательный кадр. Это абсурдно, но  неизбежно. Вы не говорите себе: «Это ужасное событие и я сделаю уродливый кадр». Потому что ты хочешь показать, какой ты хороший фотограф.

Молитва над Шхемом на горе Гризим. Фото: Алекс Ливак

— В зоне боевых действий, на месте теракта или катастрофы есть больше возможностей снять сильный кадр.

— Это правда. Но возвращаясь домой, я начинал думать о том, что я видел и как я снимал, как я залез на дерево, чтобы получше снять то, что осталось от людей, которых полчаса назад взорвали. Хуже всего было на похоронах, потому что все снимали крупным планом членов семьи у могилы, особенно во время Ливанской войны. Потом Совет прессы решил, что больше не будет крупных планов на открытых могилах, но это длилось день или два, потому что редакторы говорили: «Нам нужны сильные кадры плачущих людей», и все начинали снимать их снова.

Я помню, как в Иерусалиме взорвали автобус, и я с несколькими фотографами пошел на соседний балкон, огляделся и вдруг увидел конечности, висящие на дереве — руку, палец. Я начал снимать, а потом сказал: «Довольно, я не могу этого делать». И тут же остановился. Но, как вы говорите, самые сильные новостные фотографии полны крови, пота и слез.

— Почему?

— Я много раз об этом думал, вероятно, это близость к смерти. Все мы когда-нибудь умрем, и подобные фотографии приближают нас к этому моменту.

Убитые палестинцы на Западном берегу. Фото: Алекс Ливак

Однажды в 1988 году в день демонстраций, стрельбы и смертей в деревне Анабта возле Туль-Карма на Западном берегу мы с журналистом Цви Гилатом ехали в машине. Нас остановили, и я сказал: «Они нас сейчас растреляют». Но нет, они вытащили меня из машины и сказали: «Сфотографируй это», и я снял двух убитых палестинцев. И поскольку я стоял против света, по освещению вышла фотография немного как у Рембрандта».

— Но вашу самую известную фотографию вы сделали, когда человек был еще жив, за мгновение до того, как его убили. Фотография террориста из «Дела 300 автобуса» раскрыла правду, которую пытались скрыть. Это мечта каждого фотожурналиста.

— В одно мгновение я стал знаменитым. Вдруг все узнали, кто такой Алекс Ливак. Это было очень лестно. Сенсация есть сенсация; в фотографии не так много сенсаций, особенно таких — она изменила ШАБАК и привела к правительственному кризису. По сей день ее преподают в университете, а ШАБАК даже приглашал меня несколько раз читать лекции.

Так что да, это сделало меня знаменитым, но всегда есть страх, что тебя запомнят как автора одной фотографии. Некоторые говорят: «Сколько денег ты за это получил, предатель?». А другие: «Молодец, что ты это снял». Но я снял это просто потому, что я там был. Я ни о чем таком не думал. Я не знал, что буду снимать. Я даже не знал, что снимаю одного из террористов, захвативших автобус. У меня не было абсолютно никаких мыслей.

Сегодня подобная фотография не получила бы такого освещения, не вызвала бы бурных эмоций. Общество было другим. Тогда, если палестинец был ранен огнем солдата, это расследовалось».

Нирит Андерман, «ХаАрец», М.Р. На фото: Алекс Ливак на открытии выставки. Фото: Нир Кейдар. Фото в тексте: Алекс Ливак



Предыдущая статьяСледующая статья

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *