120 лет назад Биньямин Зеэв Герцль опубликовал утопический роман, в которой описал будущее еврейское государство. Это было в 1902 году, за 15 лет до провозглашения Декларации Бальфура, пообещавшей еврейскому народу национальный очаг в Эрец Исраэль и за 45 лет до принятия ООН решения о разделе Палестины, что открыло путь к созданию еврейского государства.
В честь круглой даты на прошлой неделе в музее Герцля в Иерусалиме выставили оригинальную рукопись «Альтнойланд» (буквально «Старо-новая земля»; Нахум Соколов, переводивший роман на иврит, озаглавил его «Тель-Авив»). В сообщении, распространенном Центром Герцля при Всемирной Сионистской Организации, сказано, что «и сегодня, 120 лет спустя, текст Герцля остается актуальным, благодаря способности его автора предвидеть проблемы, которые будут занимать будущее государство».
В поисках Рашид-бея
Однако внимательное прочтение этого текста обнаруживает существенный разрыв между грезами Герцля и реальностью. На самом деле предвестник еврейского государства не смог верно предсказать его важнейшие сегодняшние проблемы.
Впервые роман «Альнойланд» увидел свет в Лейпциге. Это произошло через несколько лет после того, как Герцль посетил с визитом Святую землю. В утопическом романе описывается Эрец Исраэль 1923 года, и в нем ни малейшего намека на конфликт между евреями и арабами. Один из его героев, араб Рашид-бей, рад приезду евреев и высоко оценивает их вклад в развитие арабского общества. «Наши доходы существенно выросли, — говорит он. – Мы стали экспортировать в десять раз больше апельсинов. Ваша репатриация увеличила ценность всего, что мы имеем!»
Герцль не пытается уйти от трудных вопросов, но ответы, которые он на них дает, не соответствуют ближневосточной действительности. Так, например, гости Эрец Исраэль спрашивают Рашид-бея: «Не разрушила ли еврейская репатриация жизнь прежних обитателей Палестины? Не были ли они вынуждены эмигрировать? Не считаете ли вы евреев чужестранцами, вторгшимися в вашу страну?» В ответ Рашид-бей ничего не говорит о беженцах, военной администрации, расизме и дискриминации. «Господи, какие странные мысли роятся в вашей голове! – восклицает он. – Вы бы стали считать вором того, кто ничего не взял у вас, а только дал? Евреи сделали нас богаче, отчего же нам на них сердиться? Они относятся к нам, как к братьям, почему же нам не любить их? Это пошло на пользу нам всем… Во всем мире не было более бедного и заброшенного места, нежели арабская деревня в Палестине конца XIX века».
Лишь однажды Рашид-бей выражает свои национальные чувства в форме протеста. Это происходит, когда он слышит следующее высказывание: «Мы, евреи, принесли сюда культуру». «Извините меня, милостивый государь! – заявляет Рашид-бей. – Культура была здесь и раньше, по крайней мере, в некоторых местах. Еще мой отец сажал здесь апельсины». Но это замечание, как пишет Герцль, Рашид-бей делает «дружески и спокойно». Погромы? Беспорядки? Теракты? Ничего этого нет и в помине.
«Отсутствие религиозных и национальных ограничений»
Герцль ошибся не только в отношении еврейско-арабского конфликта. По сути дела, неверными оказались все его предсказания. «Мой друг и я не делаем различия между людьми, — говорит один из героев романа, Давид Литвак. – Мы не спрашиваем, какой расе или конфессии принадлежит тот или иной человек. Он просто должен быть человеком, и все». «Здесь, в новом обществе, каждый может жить в соответствии со своим мировоззрением и быть счастлив по-своему, — восторгается другой герой книги, Фридрих Левенберг. – Чудо свободы сработало и в этой стране: здесь нет религиозных или национальных ограничений. Это необычайно притягательно».
Описание быта жителей страны также, мягко говоря, страдает неточностями. Сегодня жители Израиля с утра до ночи стоят в дорожных пробках, но у Герцля 120 лет назад было решение этой проблемы. «Электропоезд – удобный и надежный способ массовых перевозок», — писал он. Герцль описывает «вагон, проносящийся над вершинами пальм». Это кажется ему решением транспортной проблемы Израиля. Нечто подобное сейчас действительно реализуется в Хайфе.
В соответствии с предвидением Герцля, желающие выехать из Эрец Исраэль не должны были спешить в аэропорт. Со всем остальным миром страну связывала железная дорога. «В Иерусалим на поезде можно добраться из Санкт-Петербурга и Одессы, Берлина и Вены, Амстердама, Парижа Мадрида и Лиссабона, — писал Герцль. – Скоростные железные дороги Европы связаны с Иерусалимом, а палестинские железные дороги – с египетскими и другими североафриканскими линиями».
К чести Герцля следует сказать, что он предугадал электрификацию железных дорог, которая происходит только сейчас, 120 лет спустя после выхода его книги в свет. «Гости заметили, что у паровоза нет трубы, — говорится в романе. – Так они узнали, что железнодорожные трассы в Палестине электрифицированы». Но и здесь Герцль ошибается, предположив, что поездка будет удобной. «Пассажиры больше не страдают от тесноты в вагонах», — пишет он.
Китайско-индийская смесь в Хайфе
Один из главных промахов Герцля связан с описанием Тверии, которую он называет «новой жемчужиной», не догадываясь, насколько запущен будет этот город 120 лет спустя. Герцль описывает «красивые улицы, площади с красивыми зданиями, маленький, но оживленный порт, великолепные мечети, церкви с католическими и православными крестами, синагоги из роскошного камня, виллы, гостиницы и сады». Далее Герцль пишет: «Городской пейзаж напоминал пик туристического сезона на Ривьере – в Каннах или Ницце. Город наполнила космополитичная толпа, которую можно встретить на любом модном курорте».
Хайфу он описывает как «прекрасный город», являющийся «перекрестком и местом встреч самых разных людей, по улицам которого течет смесь китайцев, индийцев и арабов». Герцль сравнивает ее с «чарующей Ривеьерой» и отмечает, что дома в городе – красивые и современные, а уличное движение — «оживленное, но не слишком шумное». Даже израильские машины в предвидении Герцля ездили «относительно тихо». По его мнению, это можно было объяснить «присущей восточным людям сдержанностью и серьезностью».
В своем романе Герцль также описывает Иерусалимский храм. «Это было грандиозное роскошное здание из белого камня и золота, крыша которого опиралась на колонны с золотыми завитушками», — пишет он. Писатель с легкостью решает проблему священных мест. «Когда речь заходит о священных местах, физическое владение не имеет никакого значения, — пишет он. – Религиозное чувство легче удовлетворить как раз тогда, когда место отправления культа не принадлежит исключительно тому или иному государству».
Система здравоохранения, в соответствии с предвидением Герцля, не вытесняет ни одного больного в коридор. «Все больницы связаны с единым телефонным центром, и так, благодаря тщательной координации действий, удается избежать дефицита мест в палатах. Если где-то нет свободной койки, карета «скорой помощи» доставляет пациента в другую больницу».
Вообще, жизнь в Израиле в романе Герцля предстает очень удобной: армии нет, образование бесплатное (включая университеты), в отношениях между евреями и арабами царит гармония, и нигде в мире нет антисемитизма. Даже тот, кто подвергается дискриминации, от этого не страдает. Например, жена Рашид-бея, Фатма, не имеет возможности выйти из дома. «То, что она не выходит за порог своей мирной обители, тоже является формой счастья, — объясняет героиня романа, еврейка Сарра. – Не думайте, что из-за этого она несчастна! Я хорошо ее понимаю… Если бы этого хотел мой муж, я бы тоже была готова жить, как Фатма».
Технологическое предвидение Герцля тоже не отличается высокой точностью. Чтобы прохладиться в жаркие летние дни, жители страны используют «глыбу льда, устанавливаемую в центре комнаты» или «букет ледяных цветов, который ставится на стол». Новости люди узнают из «телефонной газеты». Об экранах, захвативших сегодня нашу жизнь, в романе не говорится ничего.
Тель-Авив в книге не упоминается – во время ее написания этого города просто не существовало. Однако роман Герцля сыграл существенную роль в его развитии. Нахум Соколов, переводивший «Альтнойланд» на иврит, озаглавил свой перевод «Тель-Авив». Он объяснил это тем, что «тель», курган – это старое место, а «авив», весна – символизирует обновление.
Книга, открывающаяся ставшей классической фразой — «Если вы захотите, это будет не сказкой» — завершается действительно сбывшимся пророчеством: «Если вы не захотите, рассказанная здесь сказка таковой и останется».
Офер Адерет, «ХаАрец», Б.Е.
А как же расизм? Комментарий Шломо Авинери
Будучи опытным политическим журналистом, Герцль добавляет драматический поворот к описанию политической системы: во всеобщих выборах, проходящих в 1923 году, принимает участие новая партия. Она хочет лишить нееврейских жителей государства гражданства и отнять у них избирательное право. Партию возглавляет новый репатриант, раввин Гайер, который требует изменить либерально-демократический характер еврейского государства и лишить арабов и представителей других национальных меньшинств возможности участвовать в его политической жизни.
Фамилия Гайер по-немецки означает «коршун», это питающийся падалью стервятник. Его реальным прототипом был мэр Вены, известный антисемит доктор Карл Люэгер. Он возглавлял партию, требовавшую лишить евреев гражданского равноправия. Победа Люэгера на демократических выборах в Вене во многом подтолкнула Герцля к созданию сионистского движения. Он разуверился в возможности равноправного существования евреев в будущей либеральной Европе.
И важнейшие фрагменты романа «Альтойланд» посвящены яростной предвыборной борьбе между либералами и сторонниками расиста Гайера. Герцль подробно излагает позиции сторон. Доводы расистов очень просты: это еврейское государство. У либералов все сложнее: с одной стороны, они основывают свою позицию на еврейском наследии («Закон один и право одно да будет для вас и для пришельца, проживающего у вас» — Числа, 15:16), с другой – на универсальных ценностях гражданского равноправия, заложенных в фундамент современного просвещенного государства.
В книге партия расиста раввина Гайера терпит поражение, и еврейское государство сохраняет свою либерально-демократическую структуру.
В отношении статуса неевреев в будущем еврейском государства Герцль был и реалистом, и оптимистом. С одной стороны, он осознавал, что и евреи могут быть расистами, с другой стороны, надеялся, что, в отличие от Европы, в еврейском государстве расизм не укоренится и будет повержен на всеобщих выборах.
Эта проблема и сегодня раскалывает израильское общество. В кнессете есть расисты, и однозначная позиция Герцля по этому поводу имеет большое значение. Важно помнить, что правые сионисты, от Жаботинского до Бегина, никогда не отклонялись от принципа гражданского равноправия.
Вместе с тем следует признать, что Герцль не предвидел подъема арабского национального движения в Палестине и на всем Ближнем Востоке, во многом основывающегося на сопротивлении сионизму. Можно сказать, что Герцль должен был предугадать и это, но он был сыном своего времени: в 1902 году не существовало сколько бы то ни было значительного арабского национального движения. В ту пору оно только зарождалось, и его ростки – в первую очередь, в Сирии, были направлены против владычества Османской империи. Очевидно, что подъем арабского национального движения, направленного против сионизма, осложнил дискуссию по поводу гражданского равноправия как с еврейской, так и с арабской точки зрения. С другой стороны, тот факт, что исламская арабская партия является сегодня частью правящей коалиции, свидетельствует о положительной динамике. Хотя это и остается неприемлемым для многих – и евреев, и арабов.
Разрыв между идеалом и реальностью в политической области не является исключительной особенностью Израиля. Более 200 лет спустя после принятия во Франции Декларации о правах человека и гражданина более 40% французов отдали свои голоса расистскому кандидату в президенты. В США едва не был избран на второй срок расист и грубиян, который, судя по всему, не верит в принципы американской Декларации независимости, утверждающей, что все люди созданы равными.
Борьба за гражданское равноправие в демократическом обществе продолжается и сегодня. Это касается и Израиля, и других стран. Такова природа демократии: против нее всегда будут восставать, и за ее существование всегда придется бороться.
Шломо Авинери, «ХаАрец», Б.Е. Фото: Wikipedia public domain